№ 44, Таинственный незнакомец - Страница 51

Странное место для паузы, но он замолчал, грустно глядя на меня; так порою во сне человек умолкает и ждет, что кто-то другой подыграет ему, не зная текста роли. Я должен был что-то сказать и за неимением лучшего выпалил:

— Искренне сожалею. Надеюсь, ты сможешь убедить мастера, что он ошибся? Ведь сможешь?

— Убедить его? — переспросил он с отсутствующим видом. — Зачем мне убеждать его?

Тут и я растерялся. Никак не ожидал подобного вопроса. Думай я неделю, мне б такое и в голову не пришло. И я сказал единственное, что можно было сказать в таком случае:

— Но ты хочешь это сделать, да?

Он взглянул на меня с нескрываемой жалостью, если я разбираюсь во взглядах. Этот взгляд говорил деликатно, но откровенно: «Увы! Бедное создание, и ничего-то он не понимает». Потом Шварц произнес:

— Я не знаю, есть ли у меня такое желание. Оно… впрочем, это не имеет значения.

— Боже правый! Для тебя не имеет значения, опозорен ты или нет?

— Что с того? — он простодушно покачал головой. — Все это несущественно!

Я не верил своим ушам.

— Ну, если для тебя позор ничего не значит, подумай о другой стороне дела, — сказал я. — Сплетня разойдется и может опозорить девушку.

Мои слова явно не возымели на него действия.

— Неужели? — изумился он с наивностью малого ребенка.

— Конечно, может! Ты бы не хотел, чтоб это случилось?

— Н-у-у (задумчиво), не знаю. Не пойму, почему это так важно.

— Вот дьявольщина! Какая-то детская глу… Нет, это просто… Можно в отчаяние прийти. Ты любишь ее, и в то же время тебе все равно, загубил ты ее доброе имя или нет?

— Я ее люблю? — У Шварца был обескураженный вид человека, безуспешно пытающегося разглядеть что-то сквозь туман. — Да я вовсе не люблю ее, с чего ты взял?

— Подумать только! Нет, это уже слишком! Да провалиться мне на этом месте, если ты не ухаживал за ней!

— Да, пожалуй, это правда.

— Еще бы, еще бы! Что же получается — ухаживал, а сам ее не любишь?

— Нет, это не совсем так. Я, кажется, любил ее.

— Ну, продолжай, продолжай, я пока отдышусь, приду в себя. Ох, даже голова закружилась.

— Теперь вспомнил, — заявил он безмятежно, — да, я любил ее. У меня это вылетело из головы. Впрочем, не то чтобы вылетело, просто это было несущественно, и я думал о чем-то другом.

— Скажи, а для тебя хоть что-нибудь существенно?

— Разумеется, — улыбнувшись, живо отозвался Шварц. — Но быстро сник и добавил скучающим голосом: — Но не такие пустяки.

Слова двойника почему-то тронули меня: мне послышался в них стон изгнанника. Какое-то время мы сидели молча, думая каждый о своем, потом я снова начал разговор.

— Шварц, я в недоумении: такая милая девушка, ты, несомненно, любил ее, а теперь…

— Да, — спокойно согласился он, — ты прав. Кажется, это было вчера… да, думаю, вчера.

— О, ты думаешь! Но все, конечно, несущественно. Господи, и зачем тебе любовь? Такой пустяк! Но теперь ты к ней изменился. В чем дело? Что произошло?

— Что произошло? Ничего. Насколько мне известно, ничего.

— Вот так так! Нет, видит бог, у меня ум за разум зашел! Послушай, Шварц, ты же хотел жениться на Маргет!

— Да. Совершенно верно. Я полагаю… вчера? Да, пожалуй, вчера. Я должен жениться на ней сегодня. Если память мне не изменяет — сегодня, во всяком случае, очень скоро. Такова воля мастера. Он приказал мне жениться.

— Ну… просто слов не нахожу!

— В чем дело?

— Ты и к женитьбе так же безразличен, как ко всему прочему. Никаких чувств, никакого интереса. Слушай! Должно же у тебя быть сердце, хоть и за семью замками! Открой его, дай ему воздуха, покажи хоть самый краешек! Господи, как бы я хотел оказаться на твоем месте! Неужели тебя не волнует, женишься ты на Маргет или нет!

— Волнует? — удивленно переспросил Шварц. — Конечно нет. Ты задаешь поистине странные вопросы. Я гадаю, гадаю, гадаю — пытаюсь разобраться в тебе, понять тебя, но вокруг туман, сплошной туман; ты — загадка, тебя никто не поймет!

Какая наглость! И это он про меня! Он — хаос невообразимой зауми, он, кто и пары слов не молвит в простоте, чтоб сам черт не сломал над ними голову.

— Скажите на милость! — вспылил я. — Ты не можешь меня понять! Здорово придумал! Гениально! Слушай, когда ты появился здесь, я полагал, что мне известно, зачем ты пожаловал, я думал, что все наперед знаю, я бы сразу сказал, что ты пришел упрекать меня за то… — тут я осекся и после легкой заминки перевел разговор на другое: — Шварц, когда ты явился, на душе у тебя было неспокойно, я по лицу видел, но если ты и намекнул мне о цели своего прихода, я не уловил, каким образом. Так как же — дал ты мне понять, зачем пришел, или нет?

— О, нет, — ответил он, сразу оживившись, — все, о чем мы говорили, — несущественно. Можно, я скажу, зачем пришел, сейчас? Прошу тебя, выслушай! Я буду так благодарен!

— Ну, разумеется, с радостью! Наконец-то ты проснулся! О, да у тебя есть и сердце, и страсть — вон, горит в глазах, как звезда! Начинай, я — весь внимание, весь сочувствие!

Да, теперь он был совсем другой. Туман рассеялся, смятение, растерянность исчезли с его лица, ясного, одухотворенного, полного жизни.

— Я пришел к тебе не для праздного разговора, — сказал Шварц. — Напротив. Я пришел с дрожью в коленках, пришел просить, умолять, заклинать тебя сжалиться надо мной!

— Сжалиться — над тобой?

— Да, сжалься, помилосердствуй — освободи меня!

— Погоди, Шварц, я… я не понимаю. Ты же сам сказал, что если они захотят женить тебя, тебе без…