— Я вот о чем думаю, Август. Многие знаменитости не могут прийти. Флоре Макфлимси нечего надеть, Еве — то же самое, Адам раньше получил другое приглашение, и так далее и тому подобное. Нерон и многие другие недовольны, что их не известили о бале заблаговременно, и просят время на сборы. Ничего не поделаешь, придется их ублажать.
Но как это сделать? Бал начинается через час. Послушай!
— Бо-мм-мм, бо-омм, б-омм!
Большой колокол замка мерно отбивал время. Пробили американские часы на стене в моей комнате, им вторили издалека башенные часы в деревне; звуки их, слабые, едва слышные, относил в сторону и приглушал порывистый ветер. Мы сидели молча и считали до последнего удара.
— Сосчитал? — спросил я.
— Да, сосчитал. Одиннадцать. Ну что ж, есть два выхода из положения. Первый — остановить время, что делалось раньше и не раз, второй — повернуть время вспять на день или два — это сравнительно ново и к тому же дает лучшие результаты.
Назад, назад стреми, о Время, свой полет,
Пусть детство хоть на день судьба вернет.
Это стихотворение «Прекрасный снег», оно еще не написано. Я — за то, чтоб повернуть время назад, именно это мы и сделаем. Заставим стрелки часов двигаться в обратном направлении.
— А они повернутся?
— Разумеется. Это привлечет к себе всеобщее внимание, можешь не беспокоиться. Но самый потрясающий эффект произведет солнце.
— Каким образом?
— Часов через шесть солнце взойдет на западе, и это прикует к себе внимание всего мира.
— Представляю, как это будет здорово!
— О, положись на меня. А сколько людей поднимется спозаранку! Человечество не припомнит другого такого случая. По-моему, это будет рекорд.
— Пожалуй, ты прав. Я обязательно встану, чтоб все увидеть своими глазами, или вообще не буду ложиться.
— А знаешь, еще лучше, если солнце взойдет не на западе, а на юго-западе. Это, пожалуй, будет эффектнее и в диковинку людям: никто еще не устраивал ничего подобного.
— Мастер, это будет великолепно! Это будет величайшее чудо, чудо из чудес. О нем будут говорить и писать, покуда существует род человеческий. И спорить будет не о чем: все живущие на земле увидят чудо воочию, и некому будет его опровергать.
— Истинно так. Оно станет единственным достоверным событием в человеческой истории. Все другие события, большие и малые, зависели от свидетельства меньшинства, порою очень незначительного, но на этот раз все будет иначе, вот так-то. Чудо на сей раз будет запатентовано, и пусть не ждут повторения на «бис».
— Сколько же продлится обратный отсчет времени, Валтасар?
— Два-три дня, а может быть, и неделю; словом, достаточно долго, чтобы Роберт Брус, Генрих I и прочие, чьи сердца и другие части тела рассеяны повсюду, могли взять корзинку и собрать все воедино; так что дадим и солнцу, и часам обратный ход, а потом ускорим их бег, чтобы наверстать время к нынешней полночи, когда призраки начнут собираться на бал.
— Твоя идея нравится мне все больше и больше. Свершится самое изумительное чудо из всех и…
— Да! — подхватил он в порыве восторженного красноречия. — И оно придаст совершенства репутации, которую я создаю Валтасару Хофману, и прославит его как величайшего мага на земле, и возведет на костер, в чем я нисколько не сомневаюсь. Ты знаешь, сколько труда я вложил в прославление мага: ничто так не занимало меня в течение столетий, как его репутация; я не жалел для нее ни сил, ни времени, я гордился ею и испытывал такое удовлетворение, какого почти никогда не испытывал, занимаясь любимым делом. Теперь труд мой завершится столь блистательным образом, а потом я сожгу мага на костре, распылю его либо устрою что-нибудь другое, не менее красочное, я ничуть не пожалею о затраченных усилиях, ничуть, даю тебе слово.
Бом-м-м, бо-ом-м-м, бо-ом-м-м!
— Ну вот и началось! Снова бьет одиннадцать.
— Неужели?
— Посчитай сам, убедишься.
Я разбудил кошку, она сладко потянулась, удлинившись до полутора ярдов, и спросила, не повернуло ли время назад, — значит, она слышала первую часть разговора. И, конечно, все поняла, потому что мы говорили по-немецки. Узнав, что время поворачивает вспять, она устроилась вздремнуть и сказала, что в десять часов снова выйдет на прогулку и поймает ту же самую крысу.
Я считал удары — вслух:
— Восемь… девять… десять… одиннадцать!
— Назад, назад стреми, о Время, свой полет! — крикнул Сорок четвертый. — Смотри на стрелки часов, Август, слушай!
В то же мгновение я снова начал считать удары:
— Одиннадцать… десять… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… два… один!
Кошка тут же проснулась и повторила свои слова о крысе, которую она поймает снова, — повторила их в обратном порядке.
— Слушай, Август, часов стрелки на смотри, — сказал в обратном порядке Сорок четвертый.
— Илежуен? — отозвался я.
И Сорок четвертый заметил (его слова заглушал бой больших башенных часов замка):
— Одиннадцать бьет снова, началось и вот ну! Слово даю (голос его звенел, креп, нарастал; исполненный высоких чувств, он звучал проникновенно и выразительно) ничуть, усилиях затраченных о пожалею не ничуть я, красочное менее не другое, что-нибудь устрою либо его распылю костре, на мага сожгу я потом а, образом блистательным столь завершится мой труд теперь, делом любимым занимаясь, испытывал не никогда почти какого, удовлетворение такое испытывал и ею (здесь у него чуть не сорвался голос от полноты чувств) гордился я, времени ни, сил ни нее для жалел не я, репутация его как, столетий течение в меня занимало не так ничто, мага прославление в вложил я труда сколько, знаешь ты. (Тут окрыленная одухотворенность его слов достигла запредельной высоты, и глубоким органным голосом Сорок четвертый изрек возвышенные слова.) Сомневаюсь не нисколько я чем в, костер на возведет и земле на мага величайшего как его прославит, Хофману Валтасару создаю я которую, репутации совершенство придаст оно и. Да!